29 Марта 2024
search

Теракт в "Крокусе"

Новости все материалы

Больше новостей


Архив материалов

   
ПН ВТ СР ЧТ ПТ СБ ВС
Реклама от YouDo
erid: LatgBUeC9
youdo.com


Аналитика все материалы

Тормоза научного реформирования

Кажется, первый раз в длинной и печальной истории так называемого реформирования всего, что еще осталось в стране более-менее действующего и худо-бедно работающего, случается сбой программы. То есть, реформирование науки как-то с наскоку не прошло. Сопротивление подлежащего реформированию материала оказалось крайне велико, хорошо организовано и, что крайне важно, сумело добиться публичности. Академики восстали. Все, кто имеет к науке даже весьма опосредованное отношение (просто внимательно следит или хотя бы интересуется научными новостями), оказались в курсе событий и не скрывали своего негативного отношения к инициативам правительства. Результат  не столь явный, как с откатом по монетизации, но есть. Хотя бы то, что 26 мая обсуждение этого великого проекта - реформирования всей российской науки не состоялось, перенесено на сентябрь. Уже что-то. Уральские академики в стороне от процесса не только не стоят, но имеют и собственные предложения по теме. О своем отношении к инициативам Фурсенко, об истории уже имевшихся попыток реформировать науку страны и о собственном видении проблемы рассказывали накануне на пресс-конференции  председатель уральского отделения российской Академии наук Валерий Черешнев,  директор института истории и археологии Вениамин Алексеев,  председатель совета профсоюзов УрОРАН Петр Мартышко.

Вопрос: Как вы думаете, почему правительство решило реформировать науку?

Председатель уральского отделения российской академии наук Валерий Черешнев: Государство решило реформировать науку, потому что таких больших проектов, как космос и атомный проект сегодня не существует. Хотя РАН готова сосредоточиться на глобальных проектах, пусть только государство даст задание. Сейчас нас обвиняют в том, что мы ничего не внедряем. Но ведь раньше была четкая цепочка от фундаментальной науки до прикладной. Была Академия наук, где делались фундаментальные разработки, были конструкторские бюро, пускай, и закрытые, существовали отраслевые институты.

Сейчас же отраслевая составляющая разрушена: существовало шесть тысяч институтов, осталось полторы тысячи. В каждом институте работало 500-600 человек, а сейчас только 150. Выбито среднее звено между производством и Академией. Кроме того, когда наша страна вышла на мирные рельсы, то мы оказались неконкурентоспособны, ведь для того, чтобы перейти на эти рельсы, нужно и много времени, и совсем другая культура.

Вопрос: Что именно Вас не устраивает в готовящейся реформе?

Валерий Черешев:   Предложено объединить все шесть государственных Академий в одну под эгидой российской Академии наук. Это в корне неправильно. РАН занимается фундаментальными исследованиями, а деятельность государственных Академий носит прикладной характер. Возникает простой вопрос: где, в таком случае, провести общее собрание РАН? В государственной академии медицинских наук работает 450 человек, в академии сельскохозяйственных наук 350,  в академии образования 200 и в академии художеств 150 человек –  всего 1300 сотрудников, ровно столько, сколько в российской академии наук. Если объединить две академии, то получится 2600 человек. Зал в академии рассчитан на 1700 человек.

Кроме того, планируется из 58 государственных научных центров сделать шесть национальных лабораторий. Мы спрашиваем: шесть лабораторий сделают из 58-и центров или в лаборатории преобразуют шесть центров, а остальные исчезнут. Нам отвечают: вопрос, конечно, интересный, наверное, шесть останутся, остальные ликвидируют. Ясно, что вопрос не проработан.

Правительство говорит по поводу отраслевых институтов, что их будут объединять, при этом не расшифровывая эти понятия. Очень многое строится на эмоциях, а академия привыкла работать системно, рассчитывать на десять шагов вперед, что будет в результате.

Реформированием занимаются люди, которые далеки от науки. В госсовете при Сталине из 26 членов, 20 были академиками, а сегодня в правительстве нет ни одного члена академии.

Нам предлагают измениться, трансформироваться, но не просчитывают все варианты, а мы, просчитав, говорим, что через три года будет 30% ученых сокращено. Мы задаем вопросы, на которых нет ответа. Поэтому мы встревожены тем, какое же будущее у науки сегодня.

Еще один риторический вопрос: зачем нам нужно менять фундаментальную науку? В планах правительства предусмотрено, все государственные академии наук в части фундаментальных исследований объединить под эгидой РАН. Например, в академии медицинских наук работает 1,5 тысячи человек, из них 1200 занимается больными, 300 занимаются фундаментальными исследованиями. Хорошо, если эти 300 человек уйдут в РАН, то куда денутся 1200? Правительство говорит, что в Минздрав - т.е. в обычную больницу?

Директор института истории и археологии Вениамин Алексеев: Реформа науки затеяна с политической точки зрения. Если в 1917 году академия наук являлась последним оплотом царизма, то сейчас она является последним оплотом большевизма. Беда в том, что чиновники заботятся не о науке, а о том, как втиснуть ее в рамки либеральных реформ. Люди, которые ничего в ней не понимают, берутся выстраивать схемы, списывая их с западных инструкций.

Сегодняшняя реформа погубит всю науку, если ученые решительно не восстанут,  президент не поддержит и чиновничий произвол не будет остановлен. А науку надо реформировать и начинать, как мне представляется, нужно с самого простого. В науке много накипи. Так, у нас существует сорок институтов, в которых один сотрудник пишет научную статью раз в два года и 40 институтов, где раз в четыре года. Эти институты нужно закрывать. Надо дать дыхание новым направлением и пусть государство урегулирует исследования.

Вопрос: Может быть, некоторые институты действительно нужно сократить?

Валерий Черешнев: А почему бы не наоборот, почему не увеличить? Ведь даже во время Великой отечественной войны у нас появился Коми-научный центр, в 1943 году открыли академию образования СССР, в 1944 создали академию медицинских наук СССР. И это было оправдано. Например, в Советском Союзе в строй возвращалось 70% раненых. Таких цифр ни у кого не было, даже у США, где в строй возвращалось только 60% солдат. Просто один пример действенности нашей науки. 

Интересно, что все инновации нашего правительства связаны с числами меньше десяти. Они хотят создать шесть-семь национальных лабораторий и шесть-семь национальных университетов. При этом нет никаких правил игры. Идея создания национального университета, разбросанного по всему городу, так же непродуманна, как идея создания национальных лабораторий. Наши реформаторы не знают специфику каждого конкретного университета.

Весь мир увеличивает количество научных сотрудников, а почему мы должны сокращать? Нам говорят: вы уступаете США, Франции и другим странам. Хорошо, давайте просто посчитаем. Страны большой восьмерки, кроме России, тратят сегодня на науку $550 млрд, а Россия 55 млрд руб., что соответствует $2 млрд. Если все это пересчитывать на одного сотрудника, на один институт, то мы получаемся на первом месте.

Вопрос: Должно ли государство направлять науку?

Валерий Черешнев: Мы говорим, что наука вне политики, особенно наука фундаментальная. По крайней мере, должна быть вне политики. Как писал Лев Арцимович (руководитель термоядерной программы в СССР – прим. ред.), наукой надо не руководить и управлять, а создавать соответствующие условия и согревать ее в теплых ладонях государства.  Потому что, когда нам указывали, куда идти после войны, то нам указали, например, что генетика – это буржуазная наука.

Вопрос: Могут ли ученые остановить готовящуюся реформу?

Валерий Черешнев: Пример: в 1949 году готовилась реформа физики и уже была готова газета "Правда" с передовой, где были подобраны высказывания "правильных" физиков о теории относительности Альберта Эйнштейна. Накануне выхода газеты Лаврентий Павлович Берия позвонил руководителю советского атомного проекта Курчатову и сказал: "Игорь Васильевич, завтра выйдет "Правда", где на первой полосе физики покритиковали немного кое-что, но не вас". Курчатов спрашивает: "Что-что? Кого покритиковали?" Берия говорит: "Эйнштейна с его теорией относительности – ахинея какая-то буржуазная". Тогда Курчатов сказал: "Послушайте, Лаврентий Павлович, если Вы это серьезно, то я ухожу из атомного проекта, потому что без теории относительности я водородную бомбу не сделаю".

И все закончилось. Тираж газеты арестовали. Это был тот случай, когда газета не вышла в полном объеме, потому что не было второго номера. Наука сказала "нет" и государство отступило, понимая, что есть некие границы. Сегодняшнее время  тоже показывает, что, когда наука сплачивается и говорит, что так нельзя, то кто будет спорить с полутора тысячами академиков, у которых все просчитано? Так, обсуждение реформы науки должно было состояться 26 мая, но мы остановили этот процесс и обсуждение перенесено на сентябрь.

Вопрос: Есть ли положительные моменты в проекте готовящейся реформы?

Валерий Черешнев: Через три года обещают поднять среднюю зарплату научного работника до 30 тысяч рублей. Однако что такое эти 30 тысяч через три года, с уровнем инфляции 10-12% в год?

Вопрос: Правительство утверждает, что массовых сокращений научных работников не будет. Почему Вы считаете иначе?

Валерий Черешнев: Когда нам говорят, что к 2008 году в два раза увеличится финансирование науки (сейчас 55 млн, станет 110 млн руб.), конечно же мы понимаем, что нужны сокращения, потому что государство не бездонная бочка. Только, когда мы спрашиваем, куда уйдут эти 25%, то нам отвечают, что в инновационный  сектор, который будет работать внутри институтов на хозрасчетной основе.

Но опыт отраслевых институтов показывает, что в сегодняшних условиях все заканчивается отсутствием заказов и акционированием этих институтов. Они становятся площадкой для создания новых корпусов банков, фирм, и т.д. Именно поэтому мы говорим, что пока не видим реальных условий создания инновационных центров.

Кроме того, мы спросили министерство образования и науки, о том, в каждом ли институте будет инновационный центр. Нам отвечают: нет, там, где это может быть. А кто подсчитал, где это может быть? При этом планируется, что 30% переведут в инновационный сектор, который должен, в существующих рыночных условиях, сам искать заказы. Но наука, это же не рынок.

Председатель совета профсоюзов УрОРАН Петр Мартышко:
Сегодня средняя зарплата научного сотрудника составляет 6830 рублей. При этом увеличивают финансирование в два раза и говорят, что средняя зарплата будет 30 тысяч рублей. Но вы знаете арифметику. Поэтому мы говорим, вслед за Станиславским: не верим.

Вопрос: Как вы относитесь к возможной приватизации объектов РАН?

Петр Мартышко: Стремление приватизировать объекты академии мы считаем недопустимым. Геннадий Месяц сказал: "Мы знаем, что есть сговор московских олигархов с чиновниками из министерства". Чиновники считают, что у ученых слишком много собственности. Нас собираются обложить налогом на землю, на собственность. Но это же не наша собственность, здания находятся в оперативном управлении. Даже по правилам коммерческих структур, как можно платить налог на то, что не является собственностью.

Нам говорят, что денег в стране не хватает, но зайдите на сайт министерства образования и науки, 28 млн рублей в год выделяется на лот с названием "Обоснование и сопровождение слияния учебной организации государственного предприятия". Только на обоснование выделяется 28 млн в год. И подобных лотов по 20 млн несколько штук. Бюджет Уральского отделения института геофизики, где являюсь директором, составляет 24 млн.

Кстати, проект модернизации науки был готов уже в сентябре 2004 года. Геннадий Месяц узнал об этом проекте, извлек его и предоставил общественности, а так мы бы даже не знали об этой реформе. Ее вообще готовились провести втихую.

Валерий Черешнев:Налоги на землю и имущество устанавливаются на областном и муниципальном уровне. Нам Минфин говорит: вы скажите ваши расценки, и мы вам все компенсируем.  Зачем? Увеличивается поток центральных денег в регионы, это, может быть, и не плохо, но не лучше ли, как это делается во всем мире, освободить академию наук от налогов на землю, раз деньги все равно перекладываются из одного кармана в другой. Зачем нам эта головная боль?

Вопрос: Существует ли у РАН свой вариант реформы?

Валерий Черешнев: Мы говорили на собрании РАН, что нужно восстановить прикладную часть науки, только вопрос, где взять деньги. Мы говорим, давайте мы продумаем реформу, давайте лицензируем академию наук, чтобы она могла вести преподавательскую деятельность. Аспиранты и доктора нам разрешены, а студенты, магистры и бакалавры нет. Это уже начало реформы. 

Нужно бережнее относиться к молодежи. Сейчас мы трудоустраиваем только 20% аспирантов. Без притока молодых не будет будущего. В 1991 году Академия наук насчитывала 165 тысяч сотрудников, а сегодня их осталось 125 тысяч при том, что никаких сокращений не объявлялось. Многие уехали за границу, многие ушли в бизнес. У нас разработана программа "Кадры", где четко прописано, по каким специальностям нам нужны специалисты. Мы можем подготовить 300-500 кандидатов и докторов наук в ближайшие пять лет. И это не пустые слова, а расчет.

Мы считаем, что можно объединить небольшие институты, те которые можно объединить. Таким образом, сокращается и количество чиновников и появляется возможность взять на освободившиеся ставки молодых сотрудников. Также мы предлагаем создать академический университет, который будет совместным проектом академии наук и ВУЗов Екатеринбурга. 


Если вы заметили ошибку в тексте, выделите её и нажмите Ctrl + Enter

Архив материалов

   
ПН ВТ СР ЧТ ПТ СБ ВС


Архив материалов

   
ПН ВТ СР ЧТ ПТ СБ ВС