Глава Курганской области заявил о пике паводка
Бастрыкин поручил проверку из-за сноса усадьбы купца Жолобова в Екатеринбурге
Дистанцироваться от дистанта
Хорошо уже то, что мы узнали, насколько все плохоВынужденный переход на онлайн-образование в школах и вузах мало кого привел в восторг. Разгромная критика сменилась рассуждениями на тему "как нам обустроить дистант" и что взять от него в светлое постковидное будущее. На эти вопросы наш сегодняшний эксперт отвечает афоризмом: "Когда вагоновожатый ищет новые пути, трамвай сходит с рельс".
Наш собеседник — Сергей РУКШИН, народный учитель России, руководитель знаменитого Матцентра (его выпускники — филдсовские лауреаты Григорий Перельман и Станислав Смирнов), профессор Государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. А также член Общественного совета при Министерстве просвещения. В разговоре о том, как сфера образования будет адаптироваться к постпандемической реальности, математик Рукшин пошел "от противного". Рассказал о том, какой адаптации надо опасаться.
— Сергей Евгеньевич, вам сегодня студенты-педагоги зачеты на удаленке сдавали. Успешно?
|Фото: Фото: Накануне.RU','600','302','true') "Накануне.RU, лого, логотип (2015)|Фото: Фото: Накануне.RU")
— Некоторые не заслужили зачета даже по меркам коронавирусного времени. Но кому-то повезло: интернет-связь прерывалась, в таких случаях ставить "незачет" было бы аморально. Правда, и школьники, и студенты наловчились симулировать неполадки в скайпе. Но у меня дома интернет от двух провайдеров, так что я, по крайней мере, могу отследить, когда врут, что проблемы с сетью у меня.
— Все говорят, чем плохо дистанционное обучение. А что в нем проявилось хорошего и что нужно взять на заметку?
— Первое, что "хорошо" — то, что отдельные учителя и мотивированные родители и школьники, студенты проявили героизм и пережили этот период достойно. Второе "хорошо" — то, что мы узнали, насколько все "плохо".
Знаете, врать другим можно — но себе врать, да еще верить в это вранье, нельзя. Опыт дистанционного образования провалился. Оно проявило себя в лучшем случае как эвакогоспиталь, в котором не лечат, а спасают, чтобы не помер сразу. После чего надо уже отправлять в специализированные клиники и выхаживать.
Вот говорят, что генералы всегда готовятся к прошлой войне. Многомиллиардные затраты на онлайн-методики, онлайн-уроки, на создание, как модно говорить, "контента" – все это оказалось пустой болтовней и освоением бюджетов. И не потому, что бесполезно, если нет компьютера и надежного интернета. А потому что не создает мотивации. Школьник заходит в сеть — и невозможно контролировать, слушает он урок или в смартфоне играет.
Дистанционное образование — это не самостоятельная форма, а дополнительная. Это не "вместо", а "вместе". Безусловно, надо какие-то темы перевести в онлайн. Например, ребенок гораздо лучше запомнит, где на карте России находится такой-то субъект федерации, если будет не 45 минут про это слушать, а 10 минут поиграет в онлайн-игру, где субъекты как пазл складываются. Но мне не нужна была пандемия, чтобы эти возможности онлайн-обучения обнаружить.
— Подразумевалось, что онлайновое — это возможность, живя в поселке, слушать уроки "лучших учителей России" и лекции профессуры ведущих вузов...
— Я вам привел в пример школьников, у которых будто бы срывается скайп.
На онлайн-обучение способны только высокомотивированные люди. Их никогда не бывает много. Более того: образование, о чем говорил и Макаренко и Сухомлинский – оно на начальном этапе всегда имеет элемент принуждения. Потому что интереснее играть во дворе, а не в классе сидеть.
Когда студент дома смотрит лекцию, исчезает состязательность, у него нет понимания того, что одногруппник Вася учится лучше, и надо бы поднапрячься и догнать.
Вот говорят: это не последний вирус, надо быть готовыми к повторениям пандемии. К каким повторениям? Венецианская чума не повторялась, а грипп у нас каждый сезон новый. История показывает, что после страшных эпидемий человечество стремилось знаете к чему? К тому чтобы вернуться к прежнему образу жизни. Закон Ньютона: в отсутствие действия других сил тело сохраняет состояние прямолинейного равномерного движения. Чтобы это движение изменить, нужна внешняя сила — вроде высыхания степей, которое вызвало миграцию тюркских народов и привело к татаро-монгольскому нашествию…
— Угроза болезней — тоже вполне себе внешняя сила.
— А вот тут надо разобраться. Лично у меня опасения, что временные меры очень удобно пролонгировать. Много говорят о том, что "мир не будет прежним", изменятся социальные привычки, что ускорится развитие электронной сети услуг… Я вижу во всем этом одно: прекрасную возможность для манипуляции.
— Вас послушать, так сидят заговорщики и строят коварные планы, как пандемию использовать.
— В том, чтобы человечество пошло по пути коллективного электронного сознания — безусловно, есть интересанты. У одних интересы корыстные, у других просто по недомыслию.
Заказчиками интенсивного перехода в онлайн могут быть и политики, и бизнес-сообщества. Электронная жизнь, несмотря на возможность связать всех со всеми, на самом деле разобщает. Без личного общения не было бы студенческих бунтов в Париже в 1968 году. А представьте, что все сидят по домам и всем обеспечена довольно уютная жизнь — с доставкой еды, с просмотром фильмов…
Это убивает социализацию. А мы как биологический вид выжили не только потому, что передавали друг другу знания, опыт, навыки — но и потому, что передавали эмоции, и все то, что в русском языке начинается с приставкой "со": сочувствие, сострадание, соболезнование. Это когда кошки скребут на душе и ком в горле стоит, хотя плохо не тебе.
В "дистанционном" я вижу разобщение, а значит — угрозу биологическому виду. И если речь об образовании — то особенно. Потому что дистант умножает воспитание на ноль. Воспитание не передается ни дистанционно, ни уколами в musculus gluteus, то есть в задницу. Оно передается только от человека к человеку. Ученый воспитывается ученым вроде математика Франсуа Виета, который мог три дня не есть, не в силах оторваться от задачи. Хирург воспитывается хирургом, на операциях, когда студент чувствует запах крови.
Я считаю, что, говоря об адаптации к новым условиям, нужно обязательно просчитывать плохие сценарии.
— Например?
— Например, что дистант — это, по сути, конец студенчества и научного сообщества. На территорию средневековой Сорбонны не имела права входить парижская полиция — так ковались университетские свободы.
Я опасаюсь, что в региональных вузах не первого ряда перейдут на онлайн-лекции, начитанные учеными столичных вузов и это приведет к деградации, а потом к распаду региональных вузов. У местного профессора – десятилетиями накопленные знания о том, что нужно именно для местных заводов и шахт. Из столичного вуза будут вещать, возможно, более изощренную математику — но какое отношение она имеет к конкретным местным реалиям?
Я опасаюсь, что человечество постепенно подведут к тому, что будет дешевое онлайн-образование низкого качества для всех — и дорогое, личностное, очное для элиты.
На нынешней стадии онлайн-образование — это возможность счастливо заблуждаться относительно своих способностей. Как мне сказал один дирижер: профессионал отличается тем, что он знает, чего не может и за что не возьмется. Вот принято ругать Андрея Фурсенко, некогда министра образования, за фразу "задача школы — воспитывать квалифицированного потребителя". У нас любят усекать цитаты. Он говорил о том, что надо взращивать человека, который будет использовать, условно говоря, компьютер не для того чтобы в игрушки играть — а как рабочий инструмент.
— Вас не примиряет с действительностью то, что во всех странах вынужденный переход на дистанционку прошел не блестяще?
— Мне все равно, что там в других странах. Америка потом купит нужных ей готовых специалистов — китайца, индуса, русского. А Россия должна руководствоваться идеологией чучхе. Это я не Северную Корею восхваляю, а сам принцип: во всех ситуациях мы должны быть готовы полагаться только на свои силы.
Если наши силы уезжают на Запад — я не требую запретить мобильность. Я настаиваю, что мы в таком случае должны готовить больше, чтобы самим оставалось. Мы ведь продумываем наши стратегические резервы. Так вот образование – это стратегический резерв, и его нужно постоянно восполнять.
Образование — это не услуга, это системообразующий институт российского государства. Потому что кроме того что дает навыки и знания, оно делает получающих образование — гражданами.
Еще один "плохой сценарий": выход из кризиса всегда таит в себе опасность диктата или, как минимум, советов непрофессионалов. Герман Греф – эксперт в банковской сфере, но не специалист в области образования, однако, как известно, позволял себе заявлять, что физмат-школы нужно закрыть. Бывший зампред правительства страны Ольга Голодец, экономист, говорила, что проблемы в нашем образовании — из-за прямоугольной формы классов.
— В советах непрофессионалов никогда нехватки не было, так что тут ничего нового.
— Новое в том, что, повторю, когда мы разобщены, когда мы сидим по норкам, мы не даем отпор. Это может только общество, социальные группы.
Тот, кто снабжает нас электронными сервисами, получает и возможность решать, что нам предлагать, а что нет. На самоизоляции вы не бродили по рынку между рядов, а заказывали те продукты, которые вам предлагала служба доставки. Я могу себе представить, как ректор вуза, человек на контракте у Минобрнауки, будет внедрять в своем вузе те онлайн-программы, которые ему будут, так сказать, рекомендованы.
Меня встревожила опубликованная в "Санкт-Петербургских ведомостях" статья уважаемого мною директора Эрмитажа Михаила Борисовича Пиотровского, в которой есть такие слова: "Музей существует не для посетителя, а сам для себя, чтобы культурное наследие хранилось. Лишь одна из его функций – что-то показывать людям, самостоятельно решая, что они должны увидеть".
Как директор огромнейшего музея, Михаил Борисович действительно отвечает в первую очередь за его выживание. И эксперту Михаилу Пиотровскому общество может доверить определять то, что нам показывать, а что хранить в запасниках. Но глобально доверять производителям услуг право решать, что мне предоставлять, а что нет — я бы не рискнул. Пример того, какой обычно выбор за нас делается, уже есть. Телевидение. Это ширпотреб, за который вы платите деньги, как налогоплательщик, и тратите время жизни, просматривая телерекламу.
— В июне в Петербурге должна была проходить Международная математическая олимпиада, важнейшее событие — вот как ее адаптировать к новым реалиям?
— Официально "Межнар" перенесен на сентябрь. Мне бы очень хотелось, чтобы все состоялось: Ленинград-Петербург еще никогда не принимал Международную олимпиаду.
Но есть очень большие сложности. Министерство мудро (и, честно говоря, безысходно) поступило, признав всех 11-классников, вышедших в финал Всероссийской олимпиады, победителями. И дав им возможность поступать в вузы вне конкурса: они правда заслужили, они безусловно доказали свою мотивацию. Но, отменив финалы и в 9-10 классах, министерство попутно лишило нас возможности грамотно формировать сборную страны на Международную олимпиаду следующего года. Кандидатов ведь всегда выбирают именно из победителей Всероса, и уже из них выбирают сильнейших после летних сборов, осенних, декабрьских, после разных международных соревнований. С ними работают в течение года! Сейчас совершенно непонятно, с кем работать. Если про потенциал десятиклассников хоть что-то известно по прежним успехам, то о девятиклассниках, как правило, мы не знаем ничего.
Но это "Проблема-2021". А "Проблема-2020" — в том, что не ясно, приедут ли к нам участники из других стран. Вот вы, допустим, живете в Германии и должны отпустить своего одаренного ребенка на олимпиаду в Петербург. И узнаете, что проходить она должна в Ленэкспо. А сейчас что там? Ковидный госпиталь. Мы его, что, весь хлоркой зальем?
Конечно, работа по подготовке ведется, но на нашем, довольно низовом, уровне. А о готовности принять детей должно быть заявлено на высшем уровне. Но министерству пока не до того, оно озабочено ЕГЭ.
— Вы входите в Общественный совет при Минпросвещения. Вот соберется совет когда-нибудь, будете обсуждать образование — чем нужно заняться в первую очередь?
— Качеством очного образования. Нормального, недистанционного.
То же касается образования вузовского: укреплять очное. Особенно в регионах. В гениальном фильме "Председатель" лучший кузнец колхоза собирался уехать в город поступать в институт. Председатель в исполнении Михаила Ульянова спрашивает его: "В какой институт?" Тот мнется: "Порнографический" Ему подсказывают: "Полиграфический" И председатель говорит: "Не отпущу. Потому что тем самым ты говоришь, что любая завалящая судьба в городе выше и лучше, чем то, что ты получаешь здесь".
Ну не едут выпускники московского или петербургского института буровыми мастерами на месторождения. Не едут выпускники столичных педвузов учить в глухую сибирскую деревню. Все программы вроде "Учитель для России", "Земский учитель" не спасают.
У нас из 150 педагогических вузов разрушено больше 100. В Сибири была сильная Новокузнецкая педагогическая академия, ее сделали филиалом Новокузнецкого университета, а затем в этом филиале организовали какие-то другие факультеты… А потом оказалось, что в Кемеровской области не хватает учителей. И решено воссоздать, но уже на базе Кемеровского госуниверситета, вуз для подготовки учителей. "Разрушим до основанья — а затем…"
А вообще, в обычной жизни, наша "адаптация" — это сохранение нормальных социальных навыков. Да, в эпоху вируса обнимашки и рукопожатия ушли. Но недавно ко мне приходил бизнесмен и с порога протянул руку, и я ее пожал. Это было знаком того, что наше общение для нас важнее, чем опасения.
Недопустимо, чтобы изоляция осталась с нами и после того, как пик эпидемии пройдет. Даже если этот вирус останется, мы должны соблюдать социальные нормы и привычки человека. А не загнанного в нору зверька.
Беседовала Анастасия ДОЛГОШЕВА (проект "Адаптация")
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
